Группанализ сегодня не принадлежит одной-двум конкретным странам. Глядя на карту мира, мы можем увидеть его распространение: группы в Северной и Южной Америке, Великобритании, континентальной Европе. «Групповой анализ Фоулкса силен в Скандинавии, хорошо представлен, но менее силен в Германии; в Италии большая конкуренция, что неудивительно; групповой анализ имеет точки опоры в Восточной Европе и на Балканах. Французский вклад остается для большинства из нас несколько непонятным, поскольку информационный поток сталкивается с границами – с языковыми барьерами и особенностями мышления, тем, кто находится за пределами франкоязычного мира, кажутся пугающими», – пишет в своей статье «Измы» Малкольм Пенз в 2015 году.

 

Сервело Фигейра (van Schoor, 1994) заметил, что существуют «национальные психоанализы», которые являются результатом творческого взаимодействия «универсального» (классического) психоанализа с особыми когнитивными, эмоциональными и этическими структурами данного общества, напоминающего веберовскую идею племен. Те же соображения, несомненно, в еще большей степени применимы к групповым психологиям, которые глубоко встроены в их специфические культуры и простраивают мостики между группаналитическим знанием и национальной культурой, образуя уникальную идентичность.

 

Между тем «психотерапия сегодня существует в контексте быстро глобализирующейся, экономически детерминированной, высоко индивидуализированной потребительской культуры. Все больше данных свидетельствует о том, что такая социально-экономическая среда оказывает значительное негативное влияние на психологическое благополучие индивидов. Это особенно заметно в отношении идентичности и сферы отношений между индивидом, группой и обществом» [4]. Интернет-реальность, развитие мира искусственного интеллекта создает для человечества новые возможности как развития, так и регресса. В связи с этим возрастает потребность специальностей, способных развивать в человеке навык распознания реальности и фантазии. Зигмунд Фоукс писал: «Социальное пронизывает индивида до основания». Не это ли мостик, который создает группанализ и его носитель, от все уходящего в нарциссизм мира, от изоляции, от регресса к взаимодействию, к обществу, к развитию? «Похоже, что для того, чтобы хорошо себя чувствовать, человеку необходимо не только определённое внутреннее равновесие, но и равновесие в системе, охватывающей несколько значимых для этого человека персон» [5]. Помещение группы в центр психотерапевтической работы является революционным и вступает в противоречие с современной нарциссической и индивидуалистической глобальной культурой.

 

Цель группаналитика – создать из разрозненных участников группы, пришедших со своей уникальной личной задачей, самоизлечивающийся, саморазвивающийся «организм», тем самым обеспечивая связь индивидуального с социальным, повышая устойчивость человека в обществе и улучшая его адаптационные способности, способности к социализации. «Я использую выражение «интеракционная сеть», так как оно хорошо показывает, что любое изменение отдельного узлового пункта более или менее сильно изменяет всё строение, а потому и вызывает сопротивление со стороны других людей. Я убеждён, что этот способ видения со временем станет повсеместным...» [5]. Создавая подобную сеть, группаналитик становится сам «узловым пунктом», и группа воздействует на него так же, как и на любого другого участника. «Совершенно своеобразное интеракционное поле, в котором у индивидуума появляется шанс научиться вести себя по-новому», – распространяется и на ведущего группы [5].

Однако не только этим отличается положение ведущего группы от того, что происходит в индивидуальном анализе. В группе ведущий работает под пристальным вниманием ее участников, под давлением внутренних и внешних сильных переживаний, вызванных множественным переносом и контрпереносом. Быть частью группы, самому испытывать сопротивление изменениям, преодолевать изоляцию – тяжелое испытание. Нарциссизм самого терапевта находится в постоянном рабочем напряжении, что может вызывать множество сложностей, выходящих далеко за границы конкретной групповой истории, стать как непреодолимым препятствием, так и радостью изменений. «В терапевте воплощается (персонифицируется) и хранится терапевтический характер групповых сеансов», – пишет Зигмунд Фоукс [5].

Во введении к «Практикуму по групповой психотерапии» Фоукс выделяет аспекты, характерные «явно и непременно для терапевта»:

• постоянно аналитически ориентированный руководитель группы;
• получивший полное образование;
• используется конструктивное воздействие групповой работы, стимуляция обучения группой, корректура личного опыта посредством вхождения в отношения с новым кругом персон;
• понимание того, что не следует слишком сильно идти навстречу желанию группы быть ведомой и получать урок;
• не выставлять на передний план самого себя;
• важно применять на практике приобретённые новые или освободившиеся способности, заключающиеся в умении эффективно действовать и реагировать;
• держать в определённых границах, ни в коем случае не позволяя себе опускаться до слепого отреагирования;
• целью лечения является понимание, что не за каждым импульсивным желанием должно следовать действие, а необходимо ещё и время на познание, рефлексию и корректуру.

На сегодняшний день мы можем говорить о том, какие условия необходимы для формирования профессиональной идентичности группаналитика-дирижёра.

Формирование начинающего группаналитика происходит посредством идентификации с преподавателем, супервизором, тренером программы. В Новосибирском институте группового анализа мы придерживаемся программного воплощения некоторых, на наш взгляд, важных административных и содержательных принципов обучения студентов: мотивация и работа с сопротивлением, непрерывность обучения, практико-ориентированность, группо-ориентированность, приверженность методу свободного говорения (ассоциаций), стимулирование творческого и автономного наряду с ценностью сообщества. Главными процессами освоения знаний и умений специалистом являются групповой терапевтический и групповой супервизионный процессы, разворачивающиеся на всем протяжении обучения и написания дипломной работы.

 

За время обучения (4 года) студент проходит сложный и тернистый путь изменений, переживая на личном опыте то, что будет происходить с клиентом в групповой терапии. «Мы никогда не должны забывать, что сопротивление на пути к изменениям, умение аннулировать прежний опыт, способность к переучиванию, покоится не только на инертности психического аппарата. Даже наиболее хорошо мотивированный пациент находится во власти сознательных и бессознательных сил, которые с огромной силой сопротивляются любому изменению, даже если оно во благо. Большей частью эти инерционные силы бессознательны. В самих их истоках мы обнаружим тенденцию к саморазрушению, хотя истинную их природу и невозможно разгадать сразу» [5]. Для студентов изречение Фоукса также верно.

Я хочу остановиться на двух моментах профессионального становления специалиста-группаналитика:

Первый – это период обучения конца второго – начала третьего года обучения.

Второй – написание дипломной работы.

 

Вот позади исследование первых сопротивлений, очарованность методом и преподавателями (тренерами), даже прожита болезненная девальвация программы, новой профессии, на исходе отчаяние и бессилие что-либо изменить в этой жизни (своей жизни, конечно). Примерно к концу второго года студент подходит с готовностью преодолеть сопротивление изменениям и совершить «квантовый скачок» на волне своего профессионального развития. Возможно, поэтому программа Е.Г.А.Т.И.Н. состояла ранее из трех частей: вводный курс (1 год терапии в группе), продвинутый курс (первые 2 года обучения, завершающиеся написанием теоретической работы) и дипломный курс (2 года обучения, завершающиеся написанием дипломной работы). Говоря о втором и третьем годах обучения, я имею в виду как раз переход с продвинутого курса на дипломный в старой редакции программы.

 

«Квантовому скачку», в моем наблюдении и понимании, предшествует некий процесс, который лучше всего, на мой взгляд, описан Андре Грином в понятии «белый психоз». Это некое состояние, которое возникает как третичный процесс между первичным (который нацелен на удовольствие и разгрузку) и вторичным (более усовершенствованным, как слова и мысли). По сути – это пространство между Я и Оно, между страстью и мыслью. Не будучи ни бредом, ни депрессией, затрагивает саму мысль. «Пробел», пустота, неспособность думать, чувствовать себя пустым, иметь пустую голову, «захватывающая клиника пустоты», «паралич мысли». Желание развиваться, приобретать профессию (влечение жизни) связывает, необходимость аннулировать предыдущий опыт (необходимое условие изменений, по мнению Фоукса) – разъединяет (влечение к смерти). Два одновременно действующих противоречия требуют либо соединения, либо парадоксального отношения. Молчание на переходе второго и третьего года обучения – это свидетельство накопления сил, которые позволят студенту преодолеть расщепление. Возвращение расщепленного проживается как агония, как серьезная угроза. Здесь возможны «разрядки» в акте перехода к действию или психосоматически. Мышление, артикуляция, критика купированы. Однако влечение к смерти – работа негатива – делает мышление возможным. Именно смерть позволяет жизни быть. Если «мышление происходит в пробеле, которое позволяет разъединять элементы, тогда этот пробел является структурообразующим» [1]. И Я, и Оно опираются на него, – пробел создает мышление и также создает бессознательное, потому что невротическое бессознательное в сущности состоит из вытесненных, но уже символизированных элементов.

 

Именно в этом периоде, по моему мнению, происходит «перерождение» любителя группаналитика в практика. Рождение происходит в боли негативного переноса и ознаменовывается срастанием, обретением целостности. Расщепление преодолено. Репрезентация группанализа произошла.

 

Итак, перерождение студента на стыке второго и третьего года обучения – это важная точка формирования устойчивости идентичности группаналитика. Именно поэтому важно, чтобы обучение шло непрерывно. Чтобы кризисы переживались в групповом осмыслении. Чтобы из молчания рождалось творчество. Понимая это, преподаватели Новосибирского института группового анализа стараются сохранить присутствие студента в непрерывном обучении.

 

Затем хрупкая профессиональность постепенно обретает силу, вскармливается заботливой групповой супервизионной работой. Очень важно в этот период начать/продолжить практиковать, чтобы избежать непрочной (диффузной) группаналитической идентичности. Группанализ является практикой развития, становление группаналитика подвержено подобному процессу.

 

Разрушение идентичности как современный тренд глобализации не может не затрагивать и профессиональные идентичности. Разногласия среди и психоаналитиков, и группаналитиков в отношении практики становятся огромны, иногда они мешают процессу осмысления опыта, отрицая изменения или возможности развития. Например, заслуживает внимание то, что, по вновь возникающим форматам групповой работы – онлайн и смешанный форматы – группаналитики могут прийти к крайне расходящимся и даже категоричным мнениям насчет их эффективности и правомерности.

 

Вопросу психоаналитической/группаналитической идентичности в профессиональной литературе уделяется очень мало внимания. Робберт в своей статье «Психоаналитическая идентичность: психоанализ как внутренний объект» дает краткий обзор авторов и их понимания психоаналитической идентичности. Если говорить о группаналитической идентичности, то, вероятно, дискуссия о ней в сообществе еще впереди. И институции являются тем местом, где данный вопрос приобретает актуализацию.

 

Я убеждена в том, что стать группаналитиком возможно только тогда, когда появляется доверие к методу, вера в то, что и сам специалист подвержен бессознательным процессам, когда сам исполнитель метода готов подвергнуться его воздействию, когда метод становится и профессиональной, и личной ценностью.

 

Так, постепенно обретая уверенность в методе, преодолевая регрессивные процессы, связанные с завершением обучения, студент подходит к следующей задаче: развитие автономной группаналитической идентичности.

 

Шафер (1979) указывает на то, что на самом деле постоянно участвует в процессе становления аналитиком, и что окончание обучения является всего лишь подготовительной стадией бесконечного пути. Это не значит, что мы уже аналитики, однако, означает, что мы бесповоротно вовлечены в процесс становления аналитиками.

 

Безусловно, завершение обучения становится вторым важнейшим моментом в образовании группаналитика. Необходимость написания дипломной работы создает условия и пространство, в которых молодой специалист стремится осмыслить путь своего становления. Это самостоятельная работа. Она требует от группаналитика связать свое личное и профессиональное. Написание дипломной работы – это процесс ткания из многих себя – индивидуального, самобытного, студента, теоретика, практика, мыслителя – себя профессионала и завершение сложного и болезненного процесса идентификации с самим собой и рождение ни на кого не похожего нового специалиста.

 

Робберт высказывает предположение, что «семейное окружение многих аналитиков» характеризуется как минимум двумя родительскими фигурами: одна из них «способствует достаточно хорошей эмоциональной теплоте и искренности, с одной стороны, и интеллектуальному любопытству, и амбициям, с другой стороны»; другая «связана с внутренними конфликтами и эмоциональной болью и с тем, как все это вынести. … Детская ситуация постоянного эмоционального стресса и угрозы может привести к сильной чувствительности к бессознательной эмоциональной связи, как к форме адаптации, необходимой для психологического выживания». Эти две фигуры обеспечивают необходимые психологические качества будущего специалиста: любознательность, эмпатию, способность сохранять отношения под давлением сильных аффектов и адаптацию. Но эти две части требуют примирения внутри самого группаналитика. Переосмысление моего детского опыта дало мне возможность понять не только то, что привело меня в эту профессию, но и то, какой я группаналитик, какой мой группанализ, что сделало меня более уверенной и устойчивой в профессии. «Лечебный фактор, – пишет Фоукс, – не столько связан с корректурой вытеснения и родственных механизмов защиты, сколько с открытием и устранением самообмана в области личностной идентичности. Именно в этой области и происходит изменение убеждений и установок, как и появление нового прекрасного опыта, хотя глубинные источники тенденции к самообману так и остаются бессознательными» [5].

 

В завершение размышлений я хотела бы привести отрывок из своей дипломной работы «Диссонанс – сила, рождающая музыку»:

 

«Параллельно с тренинговой группой я работала еще с тремя терапевтическими полуоткрытыми группами, но только в тренинговой группе происходила череда событий утраты в таком количестве. Так трагично звучал наш маленький оркестр. Иногда потеря/утрата образовывали пустоту, провал, но иногда тяжелое событие приносило последующее облегчение, приводило к освобождению. Сепарация происходила в крайне тяжелой форме, но была необходима как свежий глоток воздуха. Я набрала группу, в которой (вне меня) можно было увидеть и смочь прожить совместно с другими участниками всю многогранность переживаний, вызванных потерей близких связей: и какофонию, и стройную мелодию, захватывающую и отталкивающую, пугающую ужасом и восхищающую своей красотой. И эта музыка перестала греметь. Она зазвучала достаточно громко или необходимо тихо, чтобы вплестись в мир каждого участника и группы, и в мир за пределами группы, не нарушая общей картины этого мира, естественно связывая отдельные ее фрагменты.

 

Посредством работы с первой тренинговой группой преобразилась и моя история: «Мой внутренний ребенок-мальчик был изгнан из родительской семьи почти сразу после рождения и воспитывался в семье приемных родителей. Видимо, в моей детской фантазии я уничтожила своего отца, стремясь к союзу с матерью, находя ее, раз за разом, в неудавшихся браках и разочаровываясь, и искупая вину за этот поступок всю свою жизнь, играя мужскую роль защитника и опоры для своего окружения. Перед лицом группы я обнаружила свою внутреннюю девочку, почувствовала себя женщиной, отгоревала ушедшие мужские родительские фигуры (отца и деда). Я изменилась. «Friedman и Gassel (1950) показали, что хор в софокловском "Царе Эдипе" оказывается разновидностью морального цензора, как разновидностью супер-эго. Герой совершает поступки, которые самой публике запрещено делать, и это управляет его роком через морально центрированный хор. Как групповые терапевты мы часто ставимся группой в роль Супер-Эго, с которой группа существует, как это было с хором. Может быть, после всего сказанного и сделанного, мы – Эдип, а группа – Сфинкс?» [6]» [2].

 

15.10.23 – 22.02.24

 

Список использованной литературы:
 

1. Грин А. Нарциссизм жизни и нарциссизм смерти. – М.: Когито-Центр, 2023. – 319 с.

2. Макарова О. Диссонанс – сила, рождающая музыку. Красноярск, 2022.

3. Пейнз М. «Измы» в группе: конфликт и разница // Group Analysis. –Vol. 47(3)2014.

4. Харрис Б. Группанализ – психотерапия нашего времени и места // Человек в эпоху перемен. Вызовы настоящего, построение будущего: материалы IV Съезда психотерапевтов, психиатров, психологов и консультантов Сибирского Федерального Округа (г. Новосибирск, 3-8 апреля 2015 г.).–URL: https://www.supervis.ru/content/31938840-harris-b-gruppanaliz-psihoterapiya-dlya-nashego-vremeni-i-mesta

5. Asya L. Kadis, Jack D. Krasner, Myron F. Weiner, Charles Winick, S. H. Foulkes. Practicum of group psychotherapy. NY, 1963.

6. Foulkes, S.H., 1977. Oedipus conflict and regression/S.H. Foulkes, Selected Papers, Psychoanalysis and Group Analysis. Ed. by Elysabet Foulkes, London: KarnacBooks, 1990. –URL:http://groupanalysis.narod.ru/foulkes1.html