На Златом крыльце сидели… размышления о власти, авторитете, границах

На Златом крыльце сидели… размышления о власти, авторитете, границах
Виктор Корягин

  

Мое представление о власти и авторитете, границах этой власти и способности справляться с трудными ситуациями разными людьми, обладающими властью, менялось на протяжении всей жизни под влиянием жизненных обстоятельств и обучения

Чтобы вырастить одного ребенка, нужна целая деревня.


Мое представление о власти и авторитете, границах этой власти и способности справляться с трудными ситуациями разными людьми, обладающими властью, менялось на протяжении всей жизни под влиянием жизненных обстоятельств и обучения.



Эта тема стала осмысляться мной во время обучения ведению супервизорских групп под руководством моих наставников Шейлы Ричи и Боба Харриса, в том числе при написании эссе по этой тему в рамках обучающего курса.



В то время, работая в своих супервизорских группах, читая Фоукса, Лэнгса, Винникота, Биона, я все больше интересовался темами авторитета, власти, их границами и процессами, которые сейчас модно называть «контейнированием». Мои мысли уходили в мои воспоминания, выхватывая из прошлого картинки личного опыта и переживаний, связанных с применением этой власти в отношении меня и других.



Советские воспитатели, школьные учителя со сталинскими взглядами на жизнь, старшие товарищи из комсомола, затем руководители, предприниматели, коллеги, психологи, психоаналитики. Все это складывалось в общую матрицу моего опыта и восприятия понятия власти и авторитета.



«Если представить множество фотографий одного человека за все периоды жизни и сложить их в единый образ, то можно выделить основу. Вот это и есть матрица», так говорила нам на лекции супервизор доктор философии Ингрид Крафт Эбинг. Ингрид была внучкой Рихорда Крафт Эбинга – известного немецкого психиатра, основоположника сексологии и умела объяснять сложные понятия очень просто.

 

Кроме этого, совсем другой опыт понимания авторитета я получил в группах у швейцарских группаналитиков: Ханса Питера Штутца и Бьянки Гуэйе. Эта котерапевтическая пара вызывала восхищение и тем, как они взаимодействовали между собой и как они сопровождали группу в своем развитии и понимании, лишь изредка помогая в трудных местах. Их интерпретации всегда были краткими и изящными подобно крылатым выражениям с элементами тайны и головоломки и вся группа бралась расшифровывать скрытый в этом смысл.

 

Параллельно обучаясь на супервизора, я вместе с коллегами организовал теоретико – семинарский проект с израильским группаналитиком Эриком Моссом, где мы в течении трех лет изучали разные аспекты жизни групп.


 
Эрик был опытным известным американо - израильским группаналитиком, автором многих статей и книг, и он так же согласился помогать мне в работе над эссе.



Благодаря личной работе с этим опытным супервизором для написания итогового эссе, мне удалось расширить и прояснить свои представления об этой теме, а также пережить и переосмыслить этот опыт на наших «литературно-терапевтических» сессиях.

 

Сейчас, думая над своим докладом и доходя до сложных мест, я с большой теплотой вспоминаю наши занятия, где сложности и препятствия казались мне непреодолимыми.



Я предполагаю, что многие студенты Новосибирского института группового анализа могут сталкиваются с некоторыми подобными сложностями в своем профессиональном обучении, наборе групп и написании работ и попробую выразить несколько ключевых мыслей по этой теме.

 

 

Важно сохранять природное любопытство, как основу профессионального роста.



Не знаю, насколько это качество может быть врожденным, как пишут некоторые авторы, но погасить его стараются максимально с самого детства. Наверно, стоит поблагодарить мою школу и учителей, что из этого удалось сохранить достаточно много.



Как вы знаете, часто любопытство и вопросы вызывают раздражение у авторитетов, так как обнаруживают бессознательные пустоты в своих знаниях, нарушая их иллюзию всезнания и всемогущества.



Всегда вспоминаю фразу одного из мэтров кляйнианского анализа: «У меня очень скучный и невыносимый пациент, на сессии просто невозможно с ним работать. Интересно, как он может быть таким скучным?» Этот подход вдохновляет меня в работе.



Задавая вопросы себе и другим, мы начинаем мыслить. Мне «страшны» те студенты и преподаватели, которым все понятно. В этом отсутствует движение мысли.



Исследования финского психолога Кирсти Лонки об успешности студентов в чтении показало, что главным в этом процессе было способность мыслить за рамками текста.
Неопытные читатели воспринимают текст буквально, а более опытные выходят за рамки «фрейма», сравнивают и ищут то, о чем в тексте пропущено или дополняют информацию из других текстов.



Важно, найти или иметь кого-то другого, кто «верит» в тебя и твои способности иногда больше, чем ты сам.



Это вера не выражается словами и призывами, а выражается в том внимании и терпеливой работе, которую проводит один человек для другого человека. Это наверно какая-то разновидность проективной идентификации. Ирма Бренман Пик говорила, что проективная идентификация может иметь роль как защиты, так и коммуникации.  Возможно, что это разновидность коммуникации со знаком плюс, когда матери помещают  в своих младенцев свои мечты или называя детей в честь успешных людей, героев.



Эта «вера» всегда незримо присутствовала и ощущалась мной в работе с Эриком. Казалось, у него не было сомнений, что я смогу это сделать.



 Летом 2016, поздравляя меня с защитой диплома супервизора, Эрик выразил это очень ясно: «Я очень счастлив, что Ваша работа была принята. Я знаю, что, когда Вы начинали, Вы не верили, что сможете ее написать. Но Вы смогли, и следующая будет легче. Для меня это тоже был новый опыт помогать кому-то, не имея общего языка общения. Это вселяет надежду, что люди из разных стран и культур могут найти способ работать вместе».



Важно иметь много точек опоры. Когда слишком много информации, опыт клинических наблюдений самый важный.



Жан Мишель Шарко, у которого обучался Фрейд писал: «Пусть говорят о враче, что он умен, что он прекрасно знает физиологию, анатомию; конечно, это очень льстит ему; но самой лучшей похвалой для него будет, если его назовут наблюдателем, т.е. человеком, умеющим видеть то, что не замечают другие».

 

Вы наверняка встречали психоаналитиков, которые используют в своей речи большое количество различных терминов и теорий. Их речь наполнена глубоким смыслом, пока они находятся в этом поле. Порой кажется, что они знают и понимают все.



Как только такие специалисты встречаются с практикой, то они пробуют подогнать теории или стараются не замечать опыт наблюдения.



Вспоминаю, что когда я начал писать эссе, я сразу застрял, так как пытался описать теории. Разные авторы толпились в моей голове, объясняя, как правильно работать в группе.


Я вспомнил фразу моего австрийского супервизора Ирмгард Азенбах Штангл : «Виктор, Будь осторожнее с теориями». Эта фраза понравилась мне, но что с этим делать я не знал. Глубокий смысл фразы я стал понимать гораздо позднее.



Порядка в голове стало больше после того, как в своей работе над эссе Эрик предложил рассказать мне о группе и трудностях в группе. Два примера, сразу пришли мне в голову, и оба они были местом в которых я чувствовал себя неуспешным. Эти примеры вошли в мою работу и стало основой эссе.
Эти случаи оказались связаны как раз с той темой атак на границы и авторитет.

Важно иметь надежное место, где опыт наблюдения может быть переработан.


Опыт ведения своих групп я представлял в группе Шейлы Ричи, где можно было разместить и переработать все свои тревоги и сомнения.

 

 

Кратко опишу, что же там происходило.



В первой группе, состоящей из психологов и педагогов разных модальностей нападение на рамки стало выражаться в пропусках сессий и отказе предъявлять материал. Одна из участниц с вызовом заявила, что если нет случая, то пусть ведущий сам представит свой кейс. Я выдержал этот удар и позже смог переработать это в своей супервизионной группе. Вернув обсуждение в группу я обсудил и ввел, ранее пропущенное правило оплаты пропущенных сессий. Это «укрепил границы» группы. Высказав мне свое недовольство, группа стала более собранной, в группе и в головах участников стало больше ясности, порядка и уверенности.



Второй случай касался атаки на меня и мой авторитет из-за чувства зависти. Вторая группа, состоявшая из профессиональных психологов, была в тревоге, так как главной задачей они видели постановку диагноза и назначение плана лечения, вместо понимания динамических процессов.


Эту группу я не представлял на супервизии и, тем самым, незаметно вовлёкся в процесс «модернизации границ», ослабив свой авторитет.



Под давлением участников я сместил время группы, думая, что иду навстречу группе и они это оценят. Но это размыло границы и ослабило мой авторитет. И через несколько сессий при разборе кейса было агрессивное нападение. Хотя участники группы и поняли связь с представляемым случаем и процессом в группе одна из участниц приняла вопрос «что она чувствует» приняла лично на свой счет, как попытку ее «лечить». Отсутствие супервизии не позволило мне обнаружить свои агрессивные чувства, вызванные давлением на меня зависти.



Мой сегодняшний супервизор Сью Эйрхорн сказала однажды, что все, что мы должны делать — это делать группу безопасным местом.


Все знают, что в психодинамической психотерапии, группанализе и психоанализе такое безопасное место создается надолго и обозначается словом "сеттинг".



И, конечно, все хорошо знают, что это такое и могут объяснить. Есть в природе такое интересное явление, чем меньше понимаешь, тем быстрее можно объяснить.
Много лет назад в одном небольшом путешествии с друзьями по дикой природе, меня спросили. "Что это за гнезда там видны на деревьях?" Я в шутку ответил "это гнездо бурундука". Уже через пару дней на тот же вопрос: «чьи это гнезда?», - я слышал уверенный ответ. "Это гнезда бурундуков, чьи же еще".


Хорошо, если это тоже была шутка и все ее поняли.



Для меня самого, это понятие сеттинга долгое время оставалось слишком абстрактным. Потребовался долгий опыт работы, чтобы увидеть и почувствовать, как это работает в терапии и жизни.



Наблюдая, как работают коллеги, я вижу, что это часто мало понимается и используется как стандартное правило, которое надо выполнять. Другие же психологи вообще не обращают на это особого внимания.



Похоже, что я пробую, в очередной раз переоткрыть для себя это понятие.



В длительной терапии для одних пациентов это место становится вторым домом, а для других, это вообще может быть единственным местом, где им можно быть самим собой.



Поиск безопасного пространства начинается с начала существования человеческого общества.



Эдвард Уилсон в своей работе "Смысл существования человека" пишет, что человеческий вид получил эволюционное преимущество за счет организации "гнезда", где укрывались детеныши, пока основные члены группы добывали пищу.



Современное известное выражение "Мой дом - моя крепость" имеет английские корни. На мой взгляд судья Джон в 1505 году ясно описывает отличие двух пространств.



"Если кто-то находится в своем доме и слышит, что такой человек хочет прийти к нему домой, чтобы побить его, он вполне может собрать народ среди своих друзей и соседей, чтобы помочь ему и помочь в защите его личности; но если кому-то угрожают, что, если он придет на такой рынок или в такое место, он будет там избит, в этом случае он не может собрать народ, чтобы помочь ему пойти туда, чтобы защитить свою личность, потому что ему не нужно идти туда, и он может иметь лекарство [против того, кто ему угрожает] гарантией мира; но дом одного для него - его крепость и его защита, и где он должен оставаться и т. д."




Важно быть в хорошей компании.



Стыд и страх осуждения закладываются авторитетными фигурами так глубоко, что многие супервизоры, сами того, не замечая в себе, разыгрывают это время от времени в процессе обучения. Видеть, понимать и отнимать власть у карающего эго супервизора крайне важная задача. Ярким примером тут может служить моя работа с профессором …

 

На протяжении нескольких лет он помогал раскладывать сессии по деталям, глубоко проникая в каждый момент сессии. Дальше углубляясь в практику, все больше стали проявляться неясные, ускользающие моменты, которые было сложно как наблюдать, так и записывать. В ответ на это, вместо понимания этих трудностей, в ход пошла «тяжелая артиллерия»: обвинения в плохой памяти, лени и рекомендациях бросать работу или бросать пациента, если не получается. Сессии превратились в отчеты и обвинения. Попытки объяснить это запутанностью мыслей пациента или сильными эмоциями в контпереносе жестко отвергались. На одной из публичных супервизии в Москве мне пришлось защищаться от этих атак, так как уже было понимание, что речь идет об идеализации со стороны супервизора, его «слепой зоне».



Мои коллеги из Алматы рекомендовали перейти к другому супервизору, с которыми эти трудные места стали более ясными. То, что не мог видеть один, смог увидеть другой.



Сергей Грачев, мой сегодняшний супервизор из Лондона, часто говорил, что для понимания важна хорошая компания и важно выбирать школу и направление, с кем и куда идти.



Видимо в процессе обучения, как и в семье, мы впитываем нормы, которые потом автоматически применяем в своей работе, и важно, чтобы эти нормы были адекватными.



Наверно, мой коллега Лев Савиных, тут более точно может рассказать, что учиться музыке можно только на хорошо настроенном инструменте и с музыкантом, который обладает хорошим слухом, иначе можно испортить слух.


Важно иметь умеренное чувство вины и использовать его для развития.



Ранее наблюдая как коллеги из московского общества психоанализа готовят свой случай на супервизии, много часов шлифуя текст, я испытывал растерянность. В своей работе я прямо показывал комиссии из Лондона свои ошибки.



Эрик ответил тогда, что важны не сами ошибки, а то, какие выводы мы делаем из этого, какой опыт извлекаем. В этом и есть суть обучения. Он говорил, что обычно хорошие люди положительно относятся к некоторой доле самокритичности. Но, конечно, это должно быть в меру. Как говорят у нас в Израиле «Если на каждом углу нагибаться, то когда-то получишь пинка».



 Следя за собственными успехами и ошибками в проявлении авторитета и способностью регулировать рамки супервизии, можно говорить об умеренном чувстве вины, которое часто появляется при «плохом» опыте. Но даже на таком опыте можно учиться. На самом деле, отслеживание как плохого, так и хорошего опыта абсолютно необходимо для постоянного профессионального роста.



Важно постоянно находиться в процессе самопознания и удовольствия.



Групп аналитические группы, в которых я проходил обучение по немецко-австрийской традиции, назывались группами самопознания. Я думаю, это слово отражает ту внутреннюю работу, которая никогда не должна прекращаться.



Двигаясь вперед, мы лучше понимаем себя и это понимание дает новое пространство для нашей работы с пациентами. Мы можем встретиться с удивительными вещами в себе и в окружающем мире, интересными людьми и идеями.



Эрик, работая с нами всегда говорил: «Никогда бы не подумал, что в свои 70 с лишним лет я буду рассказывать про группанализ студентам из России.



Завершая свои размышления об авторитетах в моем профессиональном становлении, я прихожу к похожему выводу, который сделал в своем эссе: «Понимание того, что авторитет и границы — это не фиксированные явления, а явления с динамической функцией. Процессы понимания и регуляции этих функций постоянно развиваются индивидуально и в группе».



Это «золотое крыльцо», на котором сидят мои учителя внутри моей головы, достаточно большое. Мне удалось рассказать только о некоторых из них. Это как маленькая деревня. И, видимо, сплетение этих образов, создают матрицу моей профессиональной идентичности. Это эссе попытка выразить благодарность всем этим людям.



Виктор Корягин

back